воскресенье, 25 апреля 2010
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
впервые слово «счастье» не кажется мне двусмысленным. пожалуй, я понимаю под ним не совсем то, что обычно имеют в виду люди, говорящие: «я счастлив». некоторое постоянство в отчаянии рано или поздно рождает радость. каждый, кто жил со мной в Сан Франциско все до последнего окружили себя вещами, дающие пищу для размышлений. что касается меня, то если я чувствую, что в моей жизни происходит перелом, то не благодаря тому, что я приобрел, а благодаря тому, что утратил. я чувствую в себе необъятные, глубокие силы. именно они позволяют мне жить так, как мне хочется, а не так, как это выгодно обществу. мне кажется, я готов приложить все свои силы, чтобы лелеять жизнь с ее залитым слезами или сияющим лицом, жизнь среди соленых волн и раскаленных камней, жизнь, как я ее люблю и понимаю. сегодня не похоже на перевалочный пункт между «да» и «нет». «нет» – бунт против всего, что не есть слезы и солнце. «да» – жизнь, впервые сулящая мне что-то хорошее. кончается бурный, мятежный год неудач и странствий. прощай, Америка. прощай, грядущее. неопределенно, но я совершенно свободен по отношению к прошлому и к себе самому. вот моя бедность и мое единственное богатство. я начинаю сначала, но с сознанием собственных сил, с презрением к собственному тщеславию, с ясным, хоть и возбужденным умом, который торопит меня навстречу судьбе...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
улыбка отчаяния. безысходного, но тщетно пытающегося подчинить себе.
главное: не потерять себя и не потерять то сокровенное, что дремлет в мире.
главное: не потерять себя и не потерять то сокровенное, что дремлет в мире.
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
ночь - миг восхитительной тишины... когда люди молчат все мои желания, желания человека, обреченного влачить жизнь в глубокой пещере, сбываются прежде, чем я успел их загадать. вот она, вечность, на которую я уповал. теперь я могу говорить. не знаю, что может быть лучше, чем это постоянное присутствие во мне моего подлинного «я». теперь я жажду не счастья, а лишь осознания. человек мнит себя отрезанным от мира, но стоит хотя бы слову подняться в золотящейся пыли, стоит слепящему утреннему солнцу осветить песчаные отмели – и человек чувствует, как его непреклонность смягчается. так и со мной. я осознаю возможности, за которые несу ответственность. в жизни каждая минута таит в себе чудо и ... предрасположенность к чему-то конкретному.
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
они успели слишком много выпить и хотели есть. но дело было под рождество, и в зале не было мест. получив вежливый отказ, они не унялись. их выставили за дверь. они стали пинать ногами беременную хозяйку. тогда хозяин, тщедушный молодой парень, схватил ружье и выстрелил. пуля попала в правый висок. убитый лежал, повернув голову и прижавшись раной к земле. товарищ его, пьяный от вина и ужаса, начал плясать вокруг тела. ничем не примечательное происшествие, которое должно было завершиться заметкой в завтрашней газете. но пока что в этом отдаленном уголке квартала тусклый свет, льющийся на мостовую, грязную и осклизлую после недавнего дождя, несмолкающее шуршание мокрых шин, звонки проезжающих время от времени ярко освещенных трамваев придавали этой потусторонней сцене нечто тревожное: неотвязная сусальная картинка – этот квартал под вечер, когда улицы заполняются тенями, вернее, когда одна-единственная тень, безымянная, угадываемая по глухому шарканью и невнятному гулу голосов, возникает в кровавом свете красного аптечного фонаря...
суббота, 24 апреля 2010
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...

эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
за окном сад, но я вижу только его ограду. кованную. черную. железную ограду. еще редкую листву, сквозь которую струится свет. выше - голые ветки. еще выше – солнце. я не вижу, как ликует на дворе ветер, не вижу радости в криках детей, разлитой в воздухе раскатистой радости, я вижу только тени листьев, пляшущие на пожелтевших занавесках. да, еще немного солнечных лучей, которые постепенно наполняют комнату светлым запахом сена. порыв ветра, и тени на занавеске снова приходят в движение. стоит солнцу зайти за тучу, затем выглянуть снова, как из тени ярко-желтым пятном выплывает ваза с нарциссами. довольно одного проблеска – и меня уже переполняет смутное дурманящее чувство радости. пленник пещеры, я остался один на один с тенью мира. апрельский день. обычный. дождливый день. по-прежнему холодно. все вокруг задернуто солнечной пленкой – она тонка и непрочна, но озаряет все вокруг вечной улыбкой. кто я и что мне делать – разве что вступить с ними в игру... быть этим солнечным лучом, сжигающим мою сигарету, этой нежностью и этой сдержанной страстью, которой дышит воздух. если я стараюсь найти себя, то ищу в самой глуби этого света. а если я пытаюсь постичь и вкусить этот дивный сок, выдающий тайну мира, то в глубине мирозданья я обретаю самого себя. то есть это наивысшее чувство, которое очищает от всего внешнего, наносного. скоро меня вновь обступят новые вещи и новые люди. но дайте же мне вырвать это мгновение из ткани времен и сохранить его в памяти, как другие хранят цветок в книге. они прячут между страниц прогулку, где к ним приходит любовь. я тоже гуляю, но меня ласкает блаженство. жизнь коротка, и грешно терять время. я же теряю время целыми днями, а люди говорят, что я весьма деятелен. сегодня передышка – сердце мое идет навстречу тоске. она снова охватывает меня, оттого что я чувствую, как этот неуловимый миг выскальзывает из рук, словно шарики ртути. не мешайте же тем, кто хочет отгородиться от мира. я не жалуюсь, нет... я наблюдаю за собственным рождением. я счастлив в этом мире, правда. облако уплывает, мгновение тает. я умираю. утром снова живу. книга раскрывается на любимой странице. как ничтожна сегодня эта страница по сравнению с страницей вчера. какое имеет значение, страдал ли я, если страдание пьянит. оно – в этом солнце и этих тенях, в этом тепле и в этом холоде, идущем откуда-то издалека, из глубины морозного воздуха. к чему мне гадать, умирает ли что-нибудь в людях и страдают ли они, – ведь все написано в этом окне, куда врывается бескрайнее небо. я могу сказать и сразу скажу, что важно быть человечным, простым. нет, важно быть самим собой, это включает в себя и человечность, и простоту. а когда я становлюсь самим собой, когда я становлюсь чист и прозрачен, когда я сливаюсь с миром?
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
совершенно естественно пожертвовать небольшой частью своей жизни, чтобы не потерять ее целиком.
шесть-восемь часов в день, чтобы не подохнуть с голоду - идет на пользу тому, кто эту пользу ищет...
шесть-восемь часов в день, чтобы не подохнуть с голоду - идет на пользу тому, кто эту пользу ищет...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
в последнее время меня привлекает связь между миром и мной. позволяющее сердцу вмешаться и даровать счастье, которое, однако, зависит от мира, властного либо довершить это счастье, либо его разрушить...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
в ближайшем кинотеатре продают мятные леденцы с надписями: "вы на мне женитесь?", "вы меня любите?"
так же ответы: "сегодня вечером", "возможно", "очень"...
их передают соседке, она отвечает тем же. совместная жизнь начинается с обмена леденцами...
так же ответы: "сегодня вечером", "возможно", "очень"...
их передают соседке, она отвечает тем же. совместная жизнь начинается с обмена леденцами...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
ампутированы обе ноги. грудная клетка парализована.
«мне помогают справлять мои естественные потребности. меня умывают. меня вытирают. я почти ничего не делаю сам. я не слышу. и дышу через трубку. но при этом я никогда не решусь оборвать жизнь, в которую верю. я согласился бы и на худшее. быть слепым и лишенным всякой чувствительности, быть немым и не иметь контактов с внешним миром – только бы чувствовать в себе этот мрачный, сжигающий меня огонь, ибо он и есть я, я живой – благодарный жизни за то, что она позволила мне гореть»...
«мне помогают справлять мои естественные потребности. меня умывают. меня вытирают. я почти ничего не делаю сам. я не слышу. и дышу через трубку. но при этом я никогда не решусь оборвать жизнь, в которую верю. я согласился бы и на худшее. быть слепым и лишенным всякой чувствительности, быть немым и не иметь контактов с внешним миром – только бы чувствовать в себе этот мрачный, сжигающий меня огонь, ибо он и есть я, я живой – благодарный жизни за то, что она позволила мне гореть»...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
обнаженные деревья, небо затянуто тучами. звезд не касаясь губами. до них не достать руками.
какое же тайное согласие царит между ними и нашим молчанием... держи крепче, не отпускай!
какое же тайное согласие царит между ними и нашим молчанием... держи крепче, не отпускай!
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
тому, кто путешествует скромно, нужно гораздо больше энергии, чем тому, кто строит из себя спешащего пассажира. плыть на палубе, прибывать к месту назначения усталым и опустошенным, зачастую есть всего раз в день, считать каждую бумажку, именуемую деньгами, и каждую минуту бояться, что когда-нибудь несчастный случай вдруг задержит вас в пути, и без того тяжелом, – все это требует мужества и воли, поэтому невозможно принимать всерьез проповеди о "перемене мест". путешествовать – занятие не из легких. и нужно быть смелым, отчасти отрешенным, чтобы перестать бояться трудностей и любить неизвестность, чтобы осуществить свою мечту о путешествии, когда ты беден и не имеешь денег. но если посмотреть как следует, безденежье предостерегает от дилетантства. конечно, я не стану утверждать, что я много потерял оттого, что не ездил по железной дороге со скидкой и не застревал в каждом городе на неделю в ожидании билета. и даже, если мне суждено сдохнуть под низким небом среди грязных луж, пусть это будет среди красивых девичьих ног...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
пусть по крайней мере отдельный человек сохранит способность презирать и выбирать в ужасном испытании то, что прибавляет ему человеческого величия. пойти на испытание и принять все, что с ним связано. но при этом поклясться совершать на самом неблагородном поприще только самые благородные поступки. в основе благородства (подлинного, ни более, ни менее) – презрение, храбрость и полное безразличие. быть созданным, чтобы творить, любить и побеждать, – значит быть созданным, чтобы жить, среди людей знающих о жизни все...
эй, парни, да у этого таракана люди в голове...
каждый умирает в одиночку.